ФОРУМ ГРИБНИКОВ

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » ФОРУМ ГРИБНИКОВ » ОБЩИЙ ФОРУМ О ГРИБАХ. » СКАЗКИ, МИФЫ И ЛЕГЕНДЫ О ГРИБАХ


СКАЗКИ, МИФЫ И ЛЕГЕНДЫ О ГРИБАХ

Сообщений 1 страница 19 из 19

1

http://s2.uploads.ru/t/BpRyN.jpg Храбрый опенок.
Э. Шим

Много по осени грибов уродилось. Да какие молодцы — один другого краше!
Под темными елками деды боровики стоят. У них кафтаны белые надеты, на головах-шляпы богатые: снизу желтого бархата, сверху — коричневого. Загляденье!
Под светлыми осинками отцы-подосиновики стоят. Все в мохнатых серых курточках, на головах красные шапки. Тоже красота!
Под высокими соснами братцы маслята растут. Надеты на них желтые рубашки, на головах картузики клеенчатые. Тоже хороши!
Под ольховыми кустиками сестрицы сыроежки хороводы водят. Каждая сестрица в льняном сарафанчике, голова цветным платочком повязана. Тоже неплохи!
И вдруг возле поваленной березы вырос еще один гриб-опенок. Да такой невидный, такой неказистый! Ничего нет у сироты: ни кафтана, ни рубашки, ни картуза. Стоит босиком на земле, и голова непокрыта — белобрысые кудерьки в колечки завиваются. Увидали его другие грибы и ну — смеяться: — Глядите, неприбранный какой! Да куда ж ты на свет белый вылез? Тебя ни один грибник не возьмет, никто тебе не поклонится! Опенок тряхнул кудрями и отвечает:
— Не поклонится нынче, так я подожду. Авось когда-нибудь и пригожусь.
Но только нет — не замечают его грибники. Ходят меж темных елок, собирают дедов боровиков. А в лесу холоднее становится. На березах листья пожелтели, на рябинах покраснели, на осинках пятнышками покрылись. Ночами студеная роса на мох ложится.
И от этой студеной росы сошли деды боровики. Ни одного не осталось, все пропали. Опенку тоже зябко в низинке стоять. Но хоть ножка у него тонкая, да зато легкая — взял да и повыше перебрался, на березовые корни. И опять грибников ждет.
А грибники ходят в перелесках, собирают отцов подосиновиков. На Опенка по-прежнему не глядят.
Еще холоднее стало в лесу. Засвистел ветер-сиверко, все листья с деревьев оборвал, голые сучья качаются. С утра и до вечера льют дожди, и укрыться от них некуда.
И от этих злых дождей сошли отцы подосиновики. Все пропали, ни одного не осталось.
Опенка тоже дождем заливает, но он хоть и щупленький, а прыткий. Взял и вскочил на березовый пенек. Тут его никакой ливень не затопит. А грибники все равно не замечают Опенка. Ходят в голом лесу, собирают братцев маслят и сестриц сыроежек, в кузовки кладут. Неужели так и пропасть Опенку ни за что, ни про что?
Совсем холодно стало в лесу. Мутные тучи надвинулись, потемнело кругом, с неба снежная крупа сыпаться начала. И от этой снежной крупы сошли братцы маслята и сестрицы сыроежки. Ни одного картузика не виднеется, ни один платочек не мелькнет.
На непокрытую голову Опенка крупа тоже сыплется, застревает в кудрях. Но хитрый Опенок и тут не оплошал: взял да и прыгнул в березовое дупло. Сидит под надежной крышей, потихоньку выглядывает: не идут ли грибники? А грибники тут как тут. Бредут по лесу с пустыми кузовками, ни одного грибка не могут найти. Увидели Опенка да так-то обрадовались: — Ах ты, милый! — говорят. — Ах ты, храбрый! Ни дождей, ни снега не побоялся, нас дожидался. Спасибо тебе, что в самое ненастное время помог! И низко-низко поклонились Опенку.

0

2

http://s2.uploads.ru/t/ibR1B.jpgЗнакомство с грибами.
А. Лопатина
В начале июля на целую неделю зарядили дожди. Анюта и Машенька приуныли. Они скучали без леса. Бабушка отпускала их погулять во дворе, но как только девочки промокали, тут же звала их домой. Кот Порфирий говорил, когда девочки звали его гулять:
— Что за охота мокнуть под дождем? Лучше я дома посижу, сказку сочиню.
— Я тоже считаю, что мягкий диван более подходящее место для котов, чем сырая трава, — поддакивал Андрейка.
Дедушка, возвращаясь из леса в мокром плаще, смеясь, говорил:
— Июльские дожди землю питают, урожай ей растить помогают. Не переживайте, скоро в лес за грибами пойдем.
Алиса, встряхиваясь так, что мокрая пыль летела во все стороны, рассказывала:
— Уже сыроежки полезли, а в осиннике два маленьких подосиновика выскочили в красных колпачках, по я их оставила, пусть подрастут.
Анюта и Машенька с нетерпением ждали, когда дедушка возьмет их с собой за грибами. Особенно после того, как он принес однажды целую корзинку молодых грибов. Вынув из корзинки крепенькие с серыми ножками и гладкими коричневыми шапочками грибки, он сказал девочкам:
— Ну-ка, отгадайте загадку:
В роще у березки повстречались тезки.
— Знаю, — воскликнула Анюта, — это подберезовики, они растут под березами, а подосиновики растут под осинками. Они похожи на подберезовики, но шляпки у них красные. Еще бывают боровики, они в борах растут, а сыроежки разноцветные везде растут.
— Да вы у нас грибную грамоту знаете! — удивился дедушка и, достав из корзины целый ворох желторыжих пластинчатых грибочков, сказал:
— Раз вам все грибы знакомы, помогите-ка мне найти нужное слово:
Золотистые...
Очень дружные сестрички,
Ходят в рыженьких беретах,
Осень в лес приносят летом.
Девочки смущенно молчали.
— Стишок этот о лисичках: они вырастают огромной семьей и в траве словно осенние листочки золотятся, — объяснил всезнающий Порфирий.
Анюта обиженно сказала:
— Дедушка, ведь мы только некоторые грибы изучали в школе. Учительница сказала нам, что среди грибов много ядовитых, их есть нельзя. Еще она сказала, что сейчас даже хорошими грибами можно отравиться, и лучше их вообще не собирать.
— Учительница вам правильно сказала, что ядовитые грибы есть нельзя и что сейчас многие хорошие грибы вредными для человека становятся. Заводы всякие отходы в атмосферу выбрасывают, вот и оседают разные вредные вещества в лесах, особенно возле городов больших, а грибы их впитывают. Но хороших грибов много! Нужно только с ними подружиться, тогда они сами к вам навстречу выбегут, когда вы в лес придете.
— Ой, какой замечательный грибок, крепкий, толстенький, в бархатной светло-коричневой шапочке! — воскликнула Машенька, сунув свой нос в корзинку.
— Это, Машенька, белый выскочил раньше времени. Обычно они в июле появляются. Про него говорят:
Вылез боровичок крепенький бочек,
Кто его увидит, всяк поклонится.
— Дедушка, почему боровичок называют белым, если у него коричневая шляпка? — спросила Машенька.
— У него мякоть белая, вкусная и душистая. У подосиновиков, например, мякоть синеет, если ее разрежешь, а у белых мякоть не темнеет ни при резке, ни при варке, ни при сушке. Гриб этот в народе издавна считают одним из питательнейших. Есть у меня знакомый профессор, он грибы изучает. Так вот он мне рассказывал, что в боровиках ученые нашли двадцать самыx важных для человека аминокислот, а также множество витаминов и минеральных веществ. Недаром грибы эти называют лесным мясом, потому что белков в них даже больше, чем в мясе.
Дедушка, а учительница нам говорила, что в будущем люди все грибы на огородах будут выращивать и в магазине покупать, — сказала Анюта, а Мишенька добавила:
— Нам мама покупала грибы в магазине — белые шампиньоны и серые вешенки, очень вкусные. У вешенок шляпки на уши похожи, и они друг с другом срослись, словно один гриб получился.
— Ваша учительница права, да только лесные грибы дарят людям целебные свойства леса и его лучшие ароматы. Многие грибы человеку на огороде не вырастить: без деревьев и без леса они жить не могут. Грибница с деревьями, как неразлучные братья корешками сплелись и друг друга кормят. Да и ядовитых грибов не так много, просто люди в грибах не очень разбираются. Всякий гриб чем-нибудь полезен. Впрочем, пойдете в лес, грибы сами вам о себе все расскажут.
— А пока давайте я вам свою сказку про грибы расскажу, — предложил Порфирий, и все с радостью согласились.

0

3

http://s3.uploads.ru/t/jFCgv.jpgГрибная аптека.
А. Лопатина
— Я с лесом дружбу завел, когда еще маленьким котенком был. Лес меня хорошо знает, всегда приветствует, как старого знакомого, и тайны свои от меня не прячет. Как-то от напряженной умственной работы у меня острая мигрень началась, и я решил сходить в лес проветриться. Иду по лесу, дышу. Воздух в нашем сосновом бору отменный, и мне сразу легче стало. Грибов к тому времени высыпало видимо-невидимо. Я иногда с ними болтаю, а тут мне не до разговоров было. Вдруг на полянке встречает меня целое семейство маслят с шоколадными скользкими шляпками и в желтых кафтанах с белыми оборочками:
— Ты чего, кот, мимо нас проходишь, не здороваешься? — спрашивают хором.
— Не до разговоров мне, -— говорю, — голова болит.
— Тем более остановись да закуси нами, — запищали они снова хором. — В нас, маслятах боровых, особое смолистое вещество имеется, которое острую головную боль снимает.
Грибочки сырые никогда я не жаловал, особенно после бабушкиных вкуснющих грибных кушаний. Но тут решился пару маленьких маслят прямо сырыми съесть: очень уж голова ныла. Они оказались такими упругими, скользкими и сладкими, что сами в рот проскочили и боль в голове как рукой сняли.
Поблагодарил я их и дальше пошел. Смотрю, моя знакомая белка старую огромную сосну в грибную сушилку превратила. Сушит она на сучках грибы: сыроежки, опята, моховики. Грибы все хорошие и съедобные. Но вот среди хороших и съедобных я вдруг унидел... мухомор! Наткнут на сучок — красный, в Целую крапинку. «Для чего белке мухомор ядовитый?» — думаю. Тут и она сама появилась с еще одним мухомором в лапках.
— Здравствуй, белка, — говорю ей, — кого это ты мухоморами отравить собралась?
— Глупости говоришь, — фыркнула белка. — Мухомор — одно из замечательных лекарств грибной аптеки. Я, бывает, затоскую зимой, занервничаю, тогда кусочек мухомора меня успокаивает. Да мухомор не только при нервных расстройствах помогает. Он и туберкулез, и ревматизм, и спинной мозг, и экзему лечит.
— А еще какие грибы есть в грибной аптеке? — спрашиваю я белку.
— Некогда мне тебе объяснять, у меня дел полно. Через три поляны отсюда найдешь большой мухомор, он у нас главный аптекарь, у него и спроси, — протараторила белка и ускакала, только хвост рыжий мелькнул.
Нашел я ту поляну. Стоит на ней мухомор, сам 'темно-красный, а из-под шляпки спустил вниз вдоль ножки белые панталоны и даже со складочками. Рядом с ним сидит хорошенькая волнушка, вся подобранная, губки округлила, облизывается. Из грибов опят на длинных коричневых ножках и в коричневых чешуйчатых шляпках на пне шапка выросла — дружное семейство из пятидесяти грибов и грибочков. У молодежи шапочки-беретики и на ножках белые фартучки висят, а старики носят плоские шляпы с бугорком посредине и фартучки свои сбрасывают: взрослым фартучки ни к чему. В стороне по кругу говорушки уселись. Скромницы они, шляпы имеют не модные, серо-бурые с завернутыми вниз краями. Прячут под шляпками свои беловатые пластинки и бормочут о чем-то тихонечко. Поклонился я всей честной компании и объяснил им, зачем пришел.
Мухомор — главный аптекарь, говорит мне:
— Наконец-то и ты, Порфирий, к нам заглянул, а то всегда мимо бегал. Ну да я не обижаюсь. Мне последнее время редко кто кланяется, чаще пинают меня да палками сшибают. Вот в древние времена другое дело: с моей помощью местные лекари лечили всякие поражения кожи, болезни внутренних органов и даже психические расстройства.
Люди, к примеру, пенициллин и другие антибиотики используют, а не помнят, что они из грибов добыты, только не из шляпочных, а из микроскопических. Но и мы, шляпочные грибы, в этом деле не последние. Сестрицы говорушки и их родственницы — рядовки да серушки, тоже антибиотики имеют, которые даже с туберкулезом и тифом успешно справляются, а грибники их не жалуют. Грибники порой даже мимо опят проходят. Не знают они, что опята — кладезь витамина В, а также важнейших для человека элементов — цинка и меди.
Тут на поляну сорока прилетела и застрекотала:
— Кошмар, кошмар, у медведицы медвежонок заболел. Пробрался на свалку и там гнилых овощей наелся. Ревет он сейчас от боли и по земле катается.
— Мухомор нагнулся к своей помощнице волнушке, посоветовался с ней и сказал сороке:
— К северо-западу от медвежьей берлоги ложные опята на пне растут в лимонно-желтых шапках. Скажи медведице, чтобы дала их сыну своему для прочищения желудка и кишечника. Да предупреди, много пусть не дает, а то ядовитые они. Спустя два часа пусть боровичками его покормит: они его успокоят и подкрепят.
Тут я попрощался с грибами и домой побежал, потому что почувствовал, что пришло время и мне чем-нибудь силы подкрепить. Бабушка в тот день как раз грибы на обед готовила.

0

4

Очень трогательна древняя японская легенда о скромной деревенской девушке Фу Линь, славившейся своей красотой, умом и трудолюбием. Но никто не хотел жениться на Фу Линь - красавица была невероятно бедна и не имела даже пары добротных сандалий…
Но вот однажды Фу Линь приснился сон, будто спустился к ней с неба прекрасный юноша на белоснежных крыльях. Красавец сказал девушке, что если она будет исправно поливать старое сухое дерево дикой сливы, - что стоит на перевале в двух милях от домика её хозяев, - то бедняжке воздастся по заслугам.
Старательная девушка поверила лучезарному юноше. Каждое утро она вставала затемно, шла к ручью, набирала из него воды и, изгибаясь под тяжестью кувшина и тяжёлой дороги, шла поливать сухую сливу.
Все жители деревни потешались над бедняжкой Фу Линь. А хозяева заставляли её работать ещё больше, чтобы отбить охоту заниматься ерундой. Но каждый день, обливаясь слезами, Фу Линь всё равно ходила поливать погибшую сливу.
И вот, в одно прекрасное утро вдруг произошло Чудо!
Усталая Фу Линь, пришедшая к дереву с очередной порцией воды, не поверила своим глазам: весь ствол сухой сливы сплошь был покрыт  грибами  рейши. О невероятно огромной цене этих грибов знали все; знала и бедная девушка. Продав собранные грибы, Фу Линь смогла купить себе домик и приданое, а вскоре удачно вышла замуж...
А ценные грибы на старой сливе с тех пор больше не росли, сколько ни старались поливать дерево другие жители деревни. И лишь тогда люди поняли - не только вода, принесённая бедной девушкой, помогла вырастить рейши, но и горькие сиротские слезы Фу Линь. Она обильно орошала слезами ствол сливы, поливая дерево и жалуясь на свою тяжкую долю…
http://s3.uploads.ru/t/t2Ixq.jpg

0

5

Грибов в мифах, легендах и преданиях множество: то в качестве героев, то в виде магических знаков.

Представления о принадлежности грибов к потустороннему миру имеют место у славян. Чешское присловье «тогда ты еще ходил по грибы» или «…еще грибы пас» употребляется в значении «тебя еще на свете не было».

Индейцы и сибирские народы с давних времен принимали галлюциногенные грибы во время религиозных праздников. В ненецкой ворожбе по количеству съеденных шаманом мухоморов определялось число изгнанных им злых духов.

В японской сказке бедняк Коскэ, аналог нашего Емели, отведал красных грибов и веселился весь день, а на следующий накормил ими местную Несмеяну вместе с ее отцом – правителем и царедворцами, которые сразу впали в буйное веселье, быстро перешедшее в свадьбу героя с принцессой.    

В Индонезии считалось, что поев неких грибов, люди обретают способность говорить на разных языках. В Мезоамерике на рубеже новой эры появились скульптуры грибов-идолов, а за 3,5 тыс. лет до этого – изображения танцующего шамана с грибом в руках.

В славянской народной демонологии грибы являются живыми существами, обладают даром речи, превращаются то в жаб и червей, то в золото, способны отбирать у людей силу и здоровье. Растущие кругами грибы русичи испокон веку называли «ведьмиными кольцами».

В палеоазиатской мифологии широко распространены сюжеты о «мухоморных людях»,на Чукотке тоже сохранились предания о лесных девушках-мухоморах, которые заманивают охотников в лес.

Поляки и белорусы считали грибы заколдованными ведьмами или карликами. На русском Севере, напротив, верили, что грибов в лесу не будет, если под дождем искупалась ведьма.

Зато освященные грибы служили оберегом от нечистой силы, от сглаза, использовались в народной медицине.

Широко распространена версия о происхождении грибов от грома, например, в результате наказания богом-громовержцем своих детей (античные государства, Индия, Аравия, Дальний Восток, Океания, Северная Америка и т.д.). Это отразилось и в названиях: русский «громовик», словенский – molnjena goba, «молнийный гриб», маорийский whatitiri.

Греки называли грибы пищей богов, а ацтеки – божьей плотью. В даосизме они считаются пищей гениев и бессмертных

Происхождение грибов связывается и с пищей, которую втайне от Христа ели и выплюнули апостолы. Так, у немцев, украинцев, белорусов и словаков существует легенда о том, что женщина даёт св. Петру хлеб (пирог), тот ест украдкой; Христос спрашивает, что Петр ест, тот давится, хлеб превращается в грибы.

У австрийцев – другой вариант. В пору солнцеворота св. Петр и Господь проголодались, крестьянин дал Петру три золотистых пончика; оба съели по одному, а третий Петр спрятал; по пути стал откусывать понемножку, но каждый раз, когда хотел проглотить, Господь его о чем-нибудь спрашивал, он выплевывал кусок – так появились грибы лисички, вырастающие ко дню летнего солнцеворота.

0

6

http://s2.uploads.ru/t/Zb4Fk.jpgГрибной профессор.
А. Лопатина

Однажды дедушка пришел из леса не один, а с пожилым человеком с палочкой и огромной корзиной, прикрытой травой.
— Проходите, дорогой профессор, давно не были в наших местах. Я вас чайком с ягодами угощу, — ласково встретила гостя бабушка.
— Здравствуйте, хозяйка, рад вас видеть. Подросли в лесу мои научные сотрудники, вот и заглянул к вам снова, — ответил гость.
Анюта и Машенька с круглыми от удивления глазами слушали странную речь гостя.
— Здравствуйте, юные леди, — обратился к ним профессор, — не удивляйтесь. Мои научные сотрудники — это грибы. Меня всякие грибы интересуют, потому что я работаю в области микологии.
— А где находится эта область? — вежливо спроси ла Машенька.
— Микология — это наука, — ответил профессор.
— Она изучает разные грибы и грибковые образования. Сегодня мне повезло: я собрал много разных представителей грибного мира.
Профессор отодвинул траву и осторожно извлек из корзины довольно странное растение, напоминающее желто-оранжевые кораллы.
— Этот любопытный экземпляр гриба именуется ветвистой булавицей или рогатиком оранжевым.
— Разве это гриб? — воскликнули девочки.
— Гриб, и съедобный, — объяснил профессор. — По своим питательным и вкусовым свойствам он приравнен к белым. Кстати, в некоторых местах и красный мухомор считается съедобным. Разумеется, если снять со шляпки верхнюю кожицу, в которой содержатся ядовитые вещества. А с розовых мухоморов даже кожицу снимать не надо, они не ядовитые. Только нельзя путать их с мухомором пантерным или бледной поганкой: в них много яда. Бледная поганка содержит десять видов смертельных ядов, которые не уничтожаются при варке и сушке.
Вообще-то, в разных странах к одним и тем же грибам относятся неодинаково. Мы считаем самыми лучшими белые грибы, а Жители маленькой Швейцарии их не едят. А вот французы и немцы не собирают сыроежки, считают их ядовитыми.
— Наверное, вы работаете в грибной академии? — спросила Анюта. — А детей туда принимают учиться?
— Самая лучшая грибная академия — это лес, а дедушка ваш о грибах знает не меньше меня.
Любопытная Машенька заглянула в корзинку, потрогала пальчиком какой-то белый шарик, напоминающий шляпку от гриба, и спросила:
— Если это гриб, то почему у него нет ножки?
— Это дождевик, юная леди, — ответил профессор. — Вы, наверняка, встречали у обочин дорог большие, круглые или грушевидные дождевики с желтоватыми точечками и творожистой начинкой. В народе их называют «пороховиками». Перезревший дождевик похож на бумажный мешочек, наполненный коричневой пылью. У нас грибники не берут дождевиков, а в Италии их считают самыми лакомыми грибами.
— Знаем, знаем, — перебили девочки профессора.
Мы их называем дедушкин табак. Если встретишь такой гриб в парке, надо топнуть по нему ногой хорошенько, чтобы он весь свой табак выпустил.
— Вот топать по грибам и ломать их я вам не рекомендую, — строго сказал профессор. — Бывает, идет грибник-незнайка по лесу и сбивает подряд все грибы, с которыми он не знаком. Невдомек ему, что поганки на самом деле — грибы замечательные и, если не человека, так зверей или птиц накормят. К тому же многие из них необыкновенно целебные. Вот этот самый дождевик, например, — прекрасное кровоостанавливающее и дезинфицирующее средство. Из одного сорта дождевиков недавно получили антибиотик, который даже с раком способен бороться.
Профессор порылся в своей корзине и вытащил большой гриб, похожий на круглый хлеб с растресканной сверху коркой. Под шляпкой вместо привычной губки или пластинок торчали белые иголочки.
— Как вы думаете, что это за гриб? — спросил он, улыбаясь.
— Может, это гриб для ежиков, раз он с иголками? — предположила Анюта.
— Ты почти угадала. Это ежевик и, надо заметить, он тоже съедобный.
— Мы так мало знаем о грибах, — растерянно сказала Анюта. — Как же мы их собирать будем?
— Да, люди еще мало знают об окружающем нас грибном мире, — подхватил профессор. — Часто из-за непривычного вида такие отличные грибы, как: булавица ветвистая, поплавок, вишенник, лесные и луговые шампиньоны — грибники не берут.
— Скажите, пожалуйста, — спросила Машенька, — в грибах есть витамины?
— Конечно. В некоторых грибах есть витамин А. Больше всего этого витамина в рыжиках и лисичках. Их даже называют витаминными грибами. Однако грибы богаты не только витаминами, а самыми разными полезными веществами и особенно белком, объяснил профессор и добавил:
— До свидания, юные леди. Мне пора идти. Надеюсь, вы с отличием закончите грибную академию. А пока вот вам от меня подарок: замечательная книжка о грибах.
Профессор протянул девочкам книжку и, поблагодарив хозяев, ушел. Сестрички, уютно устроившись на диване вместе со своими четвероногими друзьями, начали читать.

0

7

http://s2.uploads.ru/t/sy3JB.jpg   Две сказки.
Н. Павлова

Маленькая девочка пошла в лес за грибами. Подошла к опушке и давай хвастаться:
— Ты, Лес, лучше и не прячь от меня грибы! Все равно наберу полную корзину. Я ведь все, все твои тайны знаю!
— Не хвались! — зашумел — Лес. — Не хвастай! Где там все!
— А вот увидишь, — сказала девочка и пошла искать грибы.
В мелкой травке, между березками, росли грибы подберезовики: шляпки серые, мягкие, ножки с черными махорками. В молодом осиннике собрались толстые крепкие малыши-подосиновики в туго натянутых оранжевых чепчиках.
А в полумраке, под елочками, среди прелой хвои, девочка нашла коротышки-рыжики: рыженькие, зеленоватые, полосатые, а посередине шляпки ямочка, как будто зверушка лапкой вдавила.
Девочка набрала грибов полную корзинку, да еще с верхом! Вышла на опушку и говорит:
— Видишь, Лес, сколько я разных грибов набрала? Значит, понимаю, где их надо искать. Не даром хвасталась, что все твои тайны знаю.
— Где там все! — зашумел Лес. — У меня тайн поди больше, чем листьев на деревьях. А что ты знаешь? Тебе даже и то невдомек, отчего подберезовики растут только под березами, подосиновики — под осинами, рыжики — под елками да соснами.
— А вот и вдомёк, — ответила девочка. Но сказала она это просто так, из упрямства.
— Не знаешь ты этого, не знаешь, — зашумел Лес,
— это рассказать — сказка будет!
— Знаю, какая сказка, — упрямилась девочка. — Погоди немножко, я ее вспомню и сама тебе расскажу.
Она посидела на пеньке, подумала, а потом стала рассказывать.
Раньше было такое время, что грибы не стояли на одном месте, а бегали по всему лесу, танцевали, становились вверх ногой, озорничали.
Раньше в лесу все умели танцевать. Один Медведь не умел. А он был самый главный начальник. Однажды в лесу справляли день рождения столетнего-пре-столетнего дерева. Все танцевали, а Медведь — самый-то главный — сидел как пень. Обидно ему стало, и решил он научиться танцевать. Выбрал себе поляну и стал там упражняться. Но он, конечно, не хотел, чтобы его видели, стеснялся, и поэтому дал приказ:
— Никому никогда на моей поляне не появляться.
А эту поляну очень любили грибы. И они не послушались приказа. Подкараулили, когда Медведь прилег отдохнуть, оставили Поганку его сторожить, а сами убежали на поляну играть.
Медведь проснулся, увидел перед своим носом Поганку и крикнул:
— Ты что тут торчишь? А она отвечает:
— Все грибы убежали на твою поляну, а меня оставили караулить.
Медведь взревел, вскочил, прихлопнул Поганку и помчался на поляну.
А грибы играли там в палочку-выручалочку. Попрятались кто куда. Грибок с красной шапочкой спрятался под Осиной, рыженький — под елкой, а длинноногий с черными махорками — под Березой.
А Медведь-то как выскочит, да как заорет — Ры-ыыы! Попались, грибочки! Попались! Грибы со страха так все к месту и приросли. Тут Береза опустила листочки и прикрыла ими свой грибок. Осина скинула круглый листик прямо на шляпку своего грибка.
А елка пригребла лапой к Рыжику сухие иголки.
Поискал Медведь грибы, да так ни одного и не нашел. С тех пор те грибы, которые прятались под деревьями, так и растут каждый под своим деревом. Помнят, как оно его спасло. И зовут теперь эти грибы Подберезовик и Подосиновик. А Рыжик так и остался Рыжиком, за то, что рыжий. Вот и вся сказка!
— Это ты складно придумала! — зашумел Лес. — Хороша сказка, да только правды в ней — ни капельки. А ты послушай-ка мою сказку-быль. Жили-были и лесу под землею корни. Не в одиночку — семьями жили: Березовые — при Березе, Осиновые — при Осине, Еловые — при елке.
И вот, поди ж ты, откуда ни возьмись, появились рядом бездомные Корешки. Диво-Корешки! Самой тонкой паутинки тоньше. В прелых листьях, в лесных отбросах роются, и что там съедобного найдут, едят и в запас откладывают. А Березовые Корешки рядышком растянулись, смотрят и завидуют.
— Мы, — говорят, — из прели, из гнили ничего добыть не можем. А Диво-Корешки в ответ:
— Нам завидуете, а у самих добра побольше нашего.
И ведь отгадали! Даром что паутинка паутинкой.
Березовые-то Корешки большую подмогу получали от своих же Березовых Листьев. Листья им по стволу сверху вниз пищу посылали. А из чего уж они эту пищу готовили, их самих спросить надо. Диво-Корешки одним богаты. Березовые Корешки — другим. И решили они дружить. Диво-Корешки прижались к Березовым и кругом их оплели. А Березовые Корешки в долгу не остаются: что достанут, с товарищами поделятся.
С тех пор зажили они нераздельно. И тем и другим на пользу. Диво-Корешки все шире разрастаются, все запасы копят. А Березка растет да крепнет. Лето — на середине, хвалятся Березовые Корешки:
— У нашей Березки сережки взъерошились, семена летят! А Диво-Корешки отвечают:
— Вот как! Семена! Значит, пора и нам за дело. Сказано-сделано: вскочили на Диво-Корешках желвачки. Поначалу — маленькие. Но как взялись расти! Березовые-то Корешки и сказать ничего не успели, а они уже сквозь землю пробились. И развернулись на воле, под Березкой, молоденькими грибками. Ножки с черными махорками. Шляпки коричневые. А из-под шляпок грибные семена-споры сыплются.
Ветер их с березовыми семенами смешал и по лесу рассеял. Так и породнился гриб с Березой. И с тех пор с ней неразлучен. За это зовут его Подберезовиком.
Вот и вся моя сказка-быль! Она про Подберезовик, но она же и про Рыжик с Подосиновиком. Только Рыжик-то два дерева облюбовал: Елку да Сосну.
— Это не смешная, но очень удивительная сказка, — сказала девочка. — Подумаешь, какой-то малыш-грибок — и вдруг великанное дерево подкармливает!

0

8

http://s7.uploads.ru/t/wWULM.jpg По грибы.

Н. Сладков
Люблю собирать грибы!
Идешь по лесу и смотришь, слушаешь, нюхаешь. Деревья рукой гладишь. Вот вчера ходил. Вышел я за полдень. Сперва по дороге шагал. У березовой рощи поворот и — стоп.
Веселая рощица! Стволы белые — глаза зажмурь! Листья трепещут на ветерке, как солнечная рябь по воде.
Под березами — подберезовики. Ножка тонкая, шляпка широкая. Дно кузова одними светлыми шляпками закрыл. Сел на пень, слушаю.
Слышу: стрекочет! Это мне и надо. Пошел на стрекот — пришел в сосновый бор. Сосны от солнца красные, будто загорели. Да так, что кожурка зашелушилась. Ветер треплет кожурку, а она стрекочет как кузнечик. В сухом бору гриб боровик. Толстой ногой уперся в землю, поднатужился и поднял головой ворох хвоинок и листиков. Шапка на глаза насунулась, смотрит сердито...
Бурыми боровиками второй слой в кузове уложил. Поднялся и чую: земляничным запахом потянуло. Поймал я носом земляничную струйку и пошел, как по веревочке. Впереди горка травяная. В траве поздняя земляника — крупная, сочная. И пахнет так, будто тут варенье варят!
От земляники стали губы слипаться. Не грибы ищу, не ягоды, а воду. Еле нашел ручеек. Вода в нем темная, как крепкий чай. И заварен этот чай мхами, вереском, опавшими листьями и цветами.
Вдоль ручья — осинки. Под осинками — подосиновики. Бравые ребята — в белых майках и красных тюбетейках. Кладу в кузовок третий слой — красный.
Через осинник — лесная тропка. Петляет, виляет и куда ведет — не известно. Да и не все ли равно! Иду — и за каждой вилюшкой: то лисички — желтые граммофончики, то опенки — ноги тонки, то сыроежки — блюдечки, а потом пошли всякие: блюдечками, чашечками, вазочками и крышечками. В вазочках печенье — сухие листики. В чашечках чай — лесной настой. Верхний слой в кузовке разноцветный. Кузовок мой — с верхом. А я все иду: смотрю, слушаю, нюхаю.
Кончилась тропинка, кончился и день. Тучи затянули небо. Никаких примет ни на земле, ни на небе. Ночь, темнота. Пошел по тропинке назад — сбился. Стал ладонью землю щупать. Щупал, щупал — нащупал тропу. Так и иду, а как собьюсь — ладошкой щупаю. Устал, руки исцарапал. Но вот шлеп ладошкой — вода! Зачерпнул — знакомый вкус. Тот самый ручеек, что настоен на мхах, цветах и травах. Правильно ладошка меня вывела. Это я теперь языком проверил! А кто дальше поведет. Дальше повел нос.
Донесло ветерком запах с той самой горушки, на которой варилось днем земляничное варенье. И по земляничной струйке, как по ниточке, вышел я на знакомую горку. А отсюда уж слышно: чешуйка сосновая на ветру стрекочет!
Дальше ухо повело. Вело, вело и привело в сосновый бор. Луна проглянула, лес осветила. Увидел я в низине веселую березовую рощу. Стволы белые блестят в лунном свете — хоть жмурься. Трепещут листья на ветерке, как лунная рябь на воде. До рощи дошел на глазок. Отсюда прямая дорога к дому. Люблю грибы собирать!
Идешь по лесу, и все у тебя при деле: и руки, и ноги, и глаза, и уши. И даже нос и язык! Дышишь, смотришь и нюхаешь. Хорошо!

0

9

http://s6.uploads.ru/t/Qfjbt.jpg Мухомор.

Н. Сладков
Красавец мухомор по виду добрее Красной Шапочки, безвредней божьей коровки. Похож и на веселого гномика в красном бисерном колпаке и кружевных панталончиках: вот-вот зашевелится, в пояс поклонится и что-нибудь скажет хорошее.
И в самом деле, хоть ядовит он и несъедобен, но не совсем уж плох: многие жители леса даже едят его и не болеют.
Лоси, бывает, жуют, сороки клюют, даже белки, на что уж в грибах разбираются, а и те, случается, мухоморы на зиму сушат.
В малых долях мухомор, как и змеиный яд, не травит, а лечит. И звери с птицами это знают. Знайте теперь и вы.
Но только сами никогда — никогда! — не пробуйте мухомором лечиться. Мухомор он все-таки мухомор — может и уморить!

0

10

http://s7.uploads.ru/t/Aly4s.jpg Лесная чаша.
М. Пришвин
Было это под осень, когда березки и осинки начинают сыпать на молодые елочки вниз золотые и красные пятачки. День был теплый и даже паркий, когда грибы лезут из влажной, теплой земли. В такой день, бывает, ты все дочиста выберешь, а вскоре за тобой пойдет другой грибник и тут же, с того самого места, опять собирает, а грибы все лезут и лезут. Вот такой и был грибной, паркий день. Но в этот раз мне не везло. Набрал я себе в корзину всякую дрянь: сыроежки, красноголовики, подберезники, — а белых грибов нашлось только два. Будь бы боровики, стал бы я, старый человек, наклоняться за черным грибом? Но что делать, по нужде поклонишься и сыроежке.
Очень парко было, и от поклонов моих загорелось У меня все внутри и до смерти пить захотелось. Но не идти же в такой день домой с одними черными грибами! Времени было впереди довольно поискать белых.
Бывают ручейки в наших лесах, от ручейков расходится лапки, от лапок мочежинки или просто даже потные места. До того мне пить хотелось, что, пожалуй бы, даже и мокрой землицы попробовал. Но ручей был очень далеко, а дождевая туча еще дальше: до ручья ноги не доведут, до тучи не хватит рук.
И слышу я, где-то за частым ельничком серенькая птичка пищит: «Пить, пить!»
Это, бывает, перед дождиком серенькая птичка — дождевик — пить просит: «Пить, пить!»
— Дурочка, — сказал я, — так вот тебя тучка-то и послушается!
Поглядел на небо, и где тут дождаться дождя: чистое небо над нами и от земли пар, как в бане. Что тут делать, как быть? А птичка тоже по-своему все пищит: «Пить, пить!»
Усмехнулся я тут сам себе, что вот какой я старый человек, столько жил, столько видел всего на свете, с только узнал, а тут просто птичка, и у нас с ней одно желание.
— Дай-ка, — сказал я себе, — погляжу на товарища. Продвинулся я осторожно в частом ельнике, приподнял одну веточку: ну, вот и здравствуйте!
Через это лесное оконце мне открылась поляна в лесу, посредине ее две березы, под березами — пень и рядом с пнем в зеленом брусничнике красная сыроежка, такая огромная, каких в жизни своей я еще никогда не видел. Она была такая старая, что края ее, как это бывает только у сыроежек, завернулись вверх.
И от этого вся сыроежка была в точности как большая глубокая тарелка, притом наполненная водой. Повеселело у меня на душе.
Вдруг вижу: слетает с березы серая птичка, садится на край сыроежки и носиком — тюк! — в воду. И головку вверх, чтобы капля в горло прошла. «Пить, пить!» — пищит ей другая птичка с березы. Листик там был на воде в тарелке — маленький, сухой, желтый. Вот птичка клюнет, вода дрогнет, и листик загуляет. А я-то из оконца вижу все и радуюсь и не спешу: много ли птичке надо, пусть себе напьется, нам хватит!
Одна напилась, полетела на березу. Другая спустилась и тоже села на край сыроежки. И та, что напилась, сверху ей: «Пить, пить!» Вышел я из ельника так тихо, что птички не очень меня испугались, а только перелетели с одной березы на другую.
Но пищать они стали не спокойно, как раньше, а с тревогой, и я их так понимал, что одна спрашивала; «Выпьет? » Другая отвечала: «Не выпьет!»
Я так понимал, что они обо мне говорили и о тарелке с лесной водой: одна загадывала — «выпьет», другая спорила — «не выпьет». — Выпью, выпью! — сказал я им вслух. Они еще чаще запищали свое: «Выпьет выпьет». Но не так-то легко было мне выпить эту тарелку лесной воды.
Конечно, можно бы просто сделать, как делают все, кто не понимает лесной жизни и в лес приходит только, чтобы себе взять чего-нибудь. Такой своим грибным ножиком осторожно подрезал бы сыроежку, поднял к себе, выпил бы воду, а ненужную ему шляпку от старого гриба шмякнул бы тут же о дерево.
Удаль какая! По-моему, это просто неумно. Подумайте сами, как мог бы я это сделать, если из старого гриба на моих глазах напились две птички, и мало ли кто пил без меня, и вот я сам, умирая от жажды, сейчас напьюсь, а после меня опять дождик нальет, и опять все станут пить. А там дальше созреют в грибе семена — споры, ветер подхватит их, рассеет по лесу для будущего...
Видно, делать нечего. Покряхтел я, покряхтел, опустился на свои старые колени и лег на живот. По нужде, говорю, поклонился я сыроежке. А птички-то! Птички играют свое: «Выпьет — не выпьет?»
— Нет уж, товарищи, — сказал я им, — теперь больше не спорьте: теперь я добрался и выпью.
Так это ладно пришлось, что когда я лег на живот, то мои запекшиеся губы сошлись как раз с холодными губами гриба. Но только бы хлебнуть, вижу перед собой в золотом кораблике из березового листа на гонкой своей паутинке спускается в гибкое блюдце паучок. То ли он это поплавать захотел, то ли ему надо напиться.
— Сколько же вас тут, желающих! — сказал я ему. — Ну тебя... И в один дух выпил всю лесную чашу до дна.

0

11

http://s7.uploads.ru/t/5RlY0.jpg Соперница.
О. Чистяковский

Как-то раз мне захотелось посетить один дальний бугор, где в изобилии росли боровики. Вот наконец и мое заветное место. По крутому склону, покрытому белесым сухим ягелем и уже полинявшими кустиками вереска, поднимались молодые грациозные сосны.
Меня охватило волнение истинного грибника. С затаенным чувством радости приблизился к подножию бугра. Глаза обшаривали, казалось, каждый квадратный сантиметр земли. Заметил белую поваленную толстую ножку. Поднял ее, повертел в недоумении. Ножка от боровика. А где же шляпка? Разрезал пополам — ни одной червоточинки. Через несколько шагов подобрал еще ножку от белого гриба. Неужели грибник срезал только шляпки? Огляделся и увидел ножку от сыроежки, а чуть подальше — от моховика.
Чувство радости сменилось досадой. Ведь это смех
— набрать корзину одних только грибных ножек, пусть даже и от боровиков!
— Надо идти на другое место, — решил я и уже больше не обращал внимания на попадавшиеся то и дело белые и желтые столбики.
Вылез на вершину бугра и присел отдохнуть на пень. В нескольких шагах от меня с сосны легко спрыгнула белка. Она повалила крупный боровик, который я только что заметил, схватила зубами шляпку и шасть на ту же сосну. Шляпку нанизала на сучок метрах в двух от земли, а сама поскакала по ветвям, плавно раскачивая их. Перемахнула на другую сосну, с нее спрыгнула в вереск. И снова белка на дереве, только уже засовывает добычу между стволом и суком.
Так вот кто собирал грибы на моем пути! Зверек заготавливал их на зиму, развешивая для просушки на деревьях. Видно, шляпки было удобнее нанизывать на сучки, нежели волокнистые ножки.
Неужели в этом бору ничего не осталось для меня? Я отправился искать грибы в другом направлении. И меня ждала удача — менее чем за час набрал полную корзину великолепных боровиков. Их не успела обезглавить моя проворная соперница.

0

12

Последние могикане.
О. Чистяковский

Октябрьским погожим утром меня потянуло в ближний лес на горе. Хотелось посмотреть, как он выглядит после недавнего снегопада. Полевая дорога с множеством затянутых льдом луж подвела меня к самому лесу. Листвы на деревьях заметно поубавилось. Зато землю сплошь усеяли уже поблекшие осиновые листья. А березы и дубы пока не расстались с пышным летним нарядом, чуть тронутым желтизной. Подсвеченный в ранний час низкими солнечными лучами лес казался просторным и светлым.
Повсюду, как комки ваты, лежали снежные причудливые островки. Ярко алели уже дряблые ягоды ландыша, согнувшиеся на голых стеблях в почтительном поклоне. Я отыскал поляну, куда часто наведывался за грибами. Теперь ее накрыло хрусткое ноздреватое покрывало. Сделал несколько снимков и зашагал по лесной дорожке, приведшей меня на опушку. Нечаянно носком сапога задел бугорок.
«Груздь!» — поразился я и поднял белую воронку, заполненную лесной трухой. Вытряхнул из нее мусор, счистил прилепившийся лист и положил нежданную находку в полиэтиленовый мешочек, оказавшийся случайно в кармане пальто.
Я, конечно, задержался на опушке, чтобы тщательно ее обследовать. Двигался медленно, опасаясь, как бы не раздавить гриб, и опрокидывал палочкой подозрительные возвышения. Я натыкался то на засыпанный листьями пенек, то на горку сложенных в одно место спелых желудей, то на земляной холмик. Проходя вдоль невысокого вала, отгораживающего лес от поля, заметил на скате зеленоватый круг величиной с глубокую тарелку. Никак чернушка? Присел на корточки и потрогал промерзлую шляпку черного груздя. Осторожно срезал как можно ниже толстую ножку. После долгого хождения по опушке отыскал еще один груздь.
Побывал и на других грибных лужайках, где было мало снега. Старательно осмотрел корни у старых берез, возле которых обычно растут черные грузди, и нашел еще несколько штук.
А что, если сходить в бор за рыжиками? Пересек поле со щеткой скошенной ржи, спустился по оврагу и очутился в осиннике. У почерневших снизу стволов рдел папоротник. И чудилось, что деревья лижут языки пламени. За осинником вплоть до самой реки тянулся бор с высокими соснами. Добрался до рыжикова царства, но, к своему огорчению, ни одного рыжика на этот раз не оказалось. «Видно, испугались холода», — подумал я, вскрывая очередной холмик. В нем притаился груздь. А дальше еще, еще, еще... Одиннадцать штук!
Я люблю бывать в осенних лесах, когда там обилие грибов. Но эти «последние из могикан» мне дороже. Они — олицетворение стойкости и выносливости.

0

13

Светляки.
О. Чистяковский

Как мы ни спешили засветло вернуться домой, темень все-таки застала нас в пути. Сначала мы кое-как различали дорогу, проложенную в старом лесу. А затем шли наугад, не видя ни рытвин, ни ухабов, спотыкаясь о пни, задевая рейками вытянувшиеся на дорогу лапы елей. Двигались молча. Вдруг шедший впереди рабочий Виктор проворчал:
— Какой-то ротозей не затушил костра. Видно, охотник или турист.
Я вгляделся в темноту и заметил чуть светящийся бугорок.
— Надо потушить, а то, чего доброго, загорится лес. Мы направились к костру. Казалось, он находится далеко. Но мы сделали всего несколько шагов и остановились в изумлении у громадного пня, светящуюся вершину которого и приняли за остатки костра. Это было большое дружное семейство грибов-опенков. Каждый грибок излучал бледноватый свет.
— Ну и красотища! — поразился Виктор.
Я впервые видел светящиеся грибы и тоже не мог оторвать взора от сказочного зрелища. От пристального рассматривания мне даже показалось, что грибы мерцают, как далекие звездочки в ночном небе.

0

14

http://s7.uploads.ru/t/vY9ap.jpg Чем пахнут грибы.
А. Лопатина

Несколько дней подряд Анюта и Машенька с увлечением читали книжку про грибы. Они даже нарисовали все грибы, которые теперь знали: грибы боровики — в виде богатырей; подосиновики и подберезовики — рядом с их родными осинками и березками; сыроежки — в образе девиц-сестриц в разноцветных платочках, танцующих в хороводе. Но самый удачный рисунок получился у Анюты. Она нарисовала грибного гномика на тоненьких ножках. Он был одет в бархатный серый костюмчик и в коричневую круглую шапочку.
— Он следит за грибами и рассаживает их по всему лесу. Доброму человеку он все грибы показывает, а от плохого, наоборот, прячет их, листочками укрывает, — объяснила всем Анюта.
Кот Порфирий покачал головой и объяснил:
— Грибы сажать не нужно. Они спорами размножаются. У трубчатых грибов споры из трубочек сыплются, у пластинчатых — из пластинок, а у игольчатых — из иголочек. Из одного гриба вылетают тысячи спор, и из каждой споры в мокрой земле вырастает грибная нить. Сплетаясь вместе, нити образуют грибницу, которая в земле живет, а грибы — это ее плоды.
— Пусть грибные гномики грибы не сажают, все равно они под грибами живут, — сказала Анюта.
— Алиса, скажи, похожи наши грибочки на настоящие? — спрашивали сестрички Алису, всегда сопровождавшую дедушку в грибных походах.
— Я, девочки, с грибами больше по запаху знакома. Некоторые из них грибным запахом пахнут, к примеру: белые, подосиновики, подберезовики да опята. Другие самые разные запахи имеют: лисички пахнут сухофруктами, маслята тоже фруктами пахнут, шампиньоны — анисом, грузди — ржаным хлебом, а грибы-зонтики — орехами. От ваших же рисунков красками пахнет.
Наконец, установилась ясная погода. Однажды вечером, вернувшись из леса с полной корзинкой грибов, дедушка сказал:
— Завтра идем за грибами: их в лесу видимо-невидимо.

0

15

http://s6.uploads.ru/t/fqCbz.jpg Лесные дары.
А. Лопатина

В этот день девочек даже будить не надо было: они сами поднялись раньше солнышка. Бабушка напоила всех молоком, положила каждому в корзинку пакетик с ягодными ватрушками, и вся компания, возглавляемая Алисой, зашагала в лес. Порфирий и Андрейка остались дома. Андрейка вечером грибов так объелся, что видеть их не мог, а Порфирий не захотел друга одного бросать.
Дедушка сначала повел девочек в сосновый бор. Красноватые, освещенные солнцем стволы сосен возвышались, словно прекрасные колонны, подпирающие голубой небосвод, но девочки не смотрели вверх, им поскорее хотелось познакомиться с грибами.
— Нашла, нашла, — почти одновременно закричали они, увидев в хвое коричневые, блестящие шляпки маслят. Они аккуратно срезали их. Маслята пищали и выскальзывали из рук девочек прямо в корзинки.
— Анюта, Машенька, посмотрите на меня! — вдруг услышали девочки тоненький голосок. Они оглянулись и увидели маленького гномика в сером бархатном кафтанчике, который махал им своей коричневой шапочкой, забравшись на огромного дедушку-боровика.
— Так ты на самом деле есть, грибной гномик? — радостно закричала Анюта.
— Конечно, есть, разве ты меня не видишь? — пискнул гномик. — Нас тут много в лесу. Сейчас пришла пора грибов, и дел у нас невпроворот. Вы правильно сделали, что аккуратно грибы срезали, грибницу не потревожили. А горе-грибник увидит один грибок и разрывает всю почву вокруг. В таких разрытых местах грибница высыхает и умирает, она ведь в самом верхнем слое почвы живет. Вот мы и стараемся все раненые грибницы снова мхом укрыть. Дедушка ваш нам тоже помогает, да за всеми грибниками разве уследишь? Если вы встретите такие разрытые места, помогите нам, укройте грибницу.
— Обязательно поможем, — пообещали девочки, а Анюта, с восхищением разглядывая гномика, спросила:
— Я знаю, гномик, что грибы спорами размножаются, а бывает, что и вы, гномики, грибы по лесу рассаживаете?
— Бывает, конечно, — ответил гномик. — Хоть грибы и тянут свои ножки вверх, чтобы шляпки повыше поднять и споры подальше посеять, да все-таки невысокие они. Хорошо, если ветер подует и унесет подальше легкие как пыль споры. Если ветра нет, мы как раз и нужны. Разбросаем кусочки рыжиков под старыми елями, и вырастают из спор новые грибницы, украшают темный еловый лес рыжими ожерельями. Грибницу белых грибов мы под липами и дубами рассаживаем. Без грибницы деревьям худо: сами они плохо умеют сопревшие листья использовать, вот грибница им и помогает. Грибные нити проходят под кожицу корней деревьев и поят их водой с минеральными веществами, а деревья взамен грибные нити сахаром кормят. Им этот сахар листья с помощью солнышка добывают. Такой вот получается у них грибокорень.
— В науке он микозой называется, — сказал подошедший дедушка. — Гномик правильно говорит, что деревья в грибнице нуждаются. У боровиков беловатофиолетовые нити грибницы тоньше паутинки, а могучие дубы без нее жить не могут, сохнут. Когда у меня просят саженцы дубов из дубравы, я всегда вместе с ними землю с грибницей посылаю, а то не приживутся деревца на новом месте. Кстати, не одни только деревья в грибнице нуждаются. Корни черники и брусники, к примеру, тоже соединены с грибницами.
— Ой, дедушка, сколько ты уже грибочков набрал!
— воскликнула Машенька, увидев, что у дедушки все дно корзины закрывают маслята.
— Это я вас отвлек, — сказал гномик. — Не переживайте, у моего дедушки-боровика целых семь внучат, поищите вокруг него.
— Что ты, гномик, нам очень приятно было с тобой познакомиться, — хором ответили девочки и принялись внимательно искать вокруг. Вскоре шесть крепышей белых перекочевали в корзинку к девочкам, а седьмой, самый маленький, они оставили подрасти.
Дедушка повел внучек дальше, и вскоре сосны сменились елями. В лесу сразу потемнело, но как обрадовались сестрички, когда на прогалине между елями они нашли целое ожерелье золотистых лисичек в зеленом мху.
— Надо же, два дня здесь проходил, еще ничего не было, — удивился дедушка.
— Это мы постарались, — пропищал кто-то. — Всю ночь танцевали и песни пели, чтобы наш круг вырос пошире.
Все нагнулись и увидели еще одного гномика, одетого в желтый костюмчик и с рыжей шляпой ни макушке. Когда он прятался под своей шляпой, его запросто можно было принять за лисичку.
— Здравствуй, гномик, — поздоровались сестрички, и вежливо спросили, — Про какой круг ты говоришь?
— Про наш, лисичкин, ведь мы Лисичкины гномики. Грибницы растут по кругу. В середине грибница отмирает, а по кругу новая нарастает. Грибницы растут медленно, вот мы и помогаем им расти быстрее. Раньше люди боялись грибных кругов и по глупости называли их ведьмиными, потому что в середине грибного круга трава плохо росла. Хотя нетрудно сообразить, что если все полезные вещества в почве грибницей переработаны, и она истощилась, так и трава на ней плохо растет, — объяснил гномик.
— Гномик, а почему грибные круги в лесу не видны? — спросила дотошная Анюта.
— Потому это происходит, что разрушают люди грибницу, вот и остаются от круга грибного только части. Нам, Лисичкиным гномикам, с трудом удается разрушенные части нашего круга срастить, а на другие грибницы у нас сил и времени не хватает. Свои кольца только тем грибницам сохранить удается, чьи грибы люди редко собирают или вовсе обходят. А жаль! Представляете, каким бы красивым стал лес, если бы каждая грибница до гигантских колец выросла, — вздохнул гномик и исчез.
Девочки осторожно собрали лисички и увидели, что дедушка остановился перед большим мухомором.
— Ты что, дедушка, мухоморы собираешь? — спросила Машенька.
— Нет, внученька, не мухоморы. Просто знаю я примету: где мухоморы и муравейники, там и белые любят селиться, — объяснил дедушка и оказался прав. Через минуту Анюта нашла первый боровичок, ядреный, крепенький, изящный, а вскоре и Машенька отыскала еще два грибка в каштановых шапочках.
Срезав боровички, девочки увидели, что ельник заканчивается, и его сменяют молодые осинники. Девочки кинулись туда, надеясь найти подосиновики, но не смогли пробраться сквозь тесные осинки.
— Эй вы, торопыжки, вернитесь-ка назад, посмотрите лучше здесь, с краю, под елками, — позвал их дедушка. Девочки оглянулись и увидели веселые красные головки на крепких толстых ножках.
— Как же так, дедушка, почему подосиновики под елками растут? — спросила Машенька, срезая первый, самый крепенький грибочек.
— В осиннике до того тесно, что подосиновик выбрал себе елочку, чтобы под ней устроиться посвободней. Сплошь да рядом бывает, что подосиновик таится под елками, а подберезовики открыто сидят на поляне в еловом лесу, — объяснил дедушка.
— Дедушка, разве грибы выбирают, где им расти? — удивилась Анюта, — они ведь на своей грибнице растут.
— Еще как выбирают, — ответил дедушка. — Грибница по много лет живет, до пятисот и больше. Особенно там, где люди ее не вытаптывают. Вот она и выбирает, где свое потомство на свет выпустить: в дождливое лето там, где повыше, а в сухое, наоборот, в низинке. Белые грибы, как только холодать начинает, переходят под елки: там теплее.
После обеда усталые, но довольные грибники с доверху наполненными корзинками возвращались домой. Алиса тоже была довольна. Она помогала сестричкам искать грибы по запаху, когда их глазки уставали от ярких солнечных бликов. В кудрявом березняке, где высокая трава пестрела цветами, подберезовики затеяли поиграть с девочками в прятки. Если бы не Алиса, ни за что не отыскали бы Анюта с Машенькой в густой траве их темно-коричневые шляпки. Грибов было столько, что бабушка радостно всплеснула руками:
— Вот это добытчики, что же мы с ними делать будем?
— Мы их посушим и домой увезем. Зимой грибочки эти будут нам о лесе напоминать и кормить нас вкусной грибовницей, — ответили сестрички.

0

16

Как грибы с человеком подружились.
А. Лопатина

Вскоре сестрички снова собрались за грибами, но бабушка их расстроила, сказав, что у дедушки много дел и вряд ли он сейчас сможет сводить их в лес.
Добрая Алиса утешила девочек:
— Я попрошу бабушку, чтобы она отпустила вас со мной, ведь я наш лес знаю не хуже дедушки.
К радости сестричек бабушка согласилась отпустить их с Алисой, только предупредила:
— Ты, Алисонька, далеко девочек не води и ни на минуту не теряй их из вида.
— Я тоже пойду, чтобы все было в порядке, — пообещал Порфирий, и Андрейка тут же подхватил:
— Мы с Порфирием последим за сестричками.
— С такой командой вы все грибы в один миг соберете, — засмеялась бабушка.
Когда дружная компания вошла под своды старого елового леса, Алиса предложила:
— Давайте не будем далеко от края уходить. Здесь светлее, и никто не потеряется.
— На краю мы не найдем никаких грибков, — заупрямилась Машенька, — пойдемте лучше в чащу.
— А вот и найдем, найдем! — закричала Анюта. — Смотри, Машенька, какой белый красавец возле старой ели в загорелой румяной шляпе набекрень.
— Ой, а рядом с ним еще два малыша-крепыша светло-коричневых: не успели еще загореть на солнышке, — радостно проговорила Машенька, осторожно срезая боровички.
— Теперь вы поняли, что боровики не в чаще растут? — спросила Алиса. — Не любят они места глухие: жмутся к вырубкам, к тропам.
Вдруг откуда-то из-под ели весь усыпанный иголками вылез Андрейка и проговорил важно:
— Угадайте-ка, кто нашел самый большой белый гриб боровик? Пойдемте покажу.
Андрейка завел всех в глубь леса и гордо показал на гриб, который возвышался на старом муравейнике.
— Посмотрите, какой красивый: шляпка светло-каштановая, словно подушка круглая, а ножка толще, чем моя лапа, и не червивый, — расхваливал свой гриб гордый Андрейка.
— Это верно, что он не червивый, потому что такую горечь даже черви не едят. Если кусочек желчного гриба попадет в другие грибы, все они станут горькими, — объяснила Алиса.
Андрейка сконфузился, а Машенька воскликнула:
— Алиса, но ведь он совсем как белый, я бы ни за что не отличила!
— Загляни-ка, Машенька, ему под шляпку. Видишь, трубчатый слой у него розовато-серый: надавишь пальчиком, останется ярко-розовая вмятина. Да и мякоть у него на изломе розовеет, а у белого мякоть всегда белая. У желчного гриба и сеточка на ножке более темная, чем у белого, — рассказала Алиса, а Порфирий компетентно добавил:
— Желчный гриб — ядовитый двойник белого. У лисички тоже есть двойник — ложная лисичка: у нее цвет не желтовато-оранжевый, а красновато-оранжевый; и у опят есть ядовитые двойники — ложные кирпично-красные и серо-желтые опята.
— Как ты думаешь, зачем таким хорошим грибам ядовитые братцы-двойники? — спросила Машенька у Анюты, когда все снова вышли к краю леса.
— Потому что не все грибы захотели с человеком дружить, — услышали они вдруг глуховатый голос из-под корней старой ели.
Заглянув под ель, сестрички увидели деда-боровика в огромной выцветшей и растрескавшейся шляпе, трубчатый слой которой даже позеленел от старости.
— Какой вы старый, дедушка, — удивились девочки.
— Да, пожил я на свете! — ответил боровик, — целых двенадцать дней прожил. Это для гриба все ровно, что для человека сто лет. Пора и на покой, вот только споры все выпущу. Хотите, расскажу вам историю, как грибы с человеком подружились?
В давние-давние времена, когда человек впервые пришел в лес, древний лес спросил его настороженно:
— Кто ты такой, и чего ты от меня хочешь?
— Я человек — сын земли и неба. Они послали меня к тебе, чтобы ты помог мне найти еду и кров, — отвечал человек.
— Хорошо, человек, — согласился лес, — я буду служить тебе, но прежде я должен посоветоваться со всеми лесными обитателями.
Когда лес спросил у нас, грибов, согласны ли мы кормить человека, многие из нас заспорили.
— Не будем мы человека кормить: жадный он, вырвет и вытопчет всех нас, — говорили одни грибы.
— Мы покрасим шапки в неприметные цвета и будем прятаться от злых и жадных, — предлагали другие.
— Не станем кормить людей, — все равно не соглашались некоторые грибы, — мы с деревьями и растениями дружим, зверей, птиц и насекомых кормим, зачем нам еще люди?
— Как же мы можем не накормить человека — сына земли, мы ведь тоже ее дети! Земля-матушка за это на нас обидится, — опасались самые совестливые из грибов.
Спорили грибы, спорили, да так и не пришли к общему решению. Одни решили кормить человека и помогать ему. Но чтобы жадные и злые люди их поменьше срывали, оделись они в одежды неброские. Другие стали для человека ядовитыми и одежду себе выбрали более яркую. Мы, мол, человека не боимся и можем даже его проучить.
Но не все хорошие грибы скромные расцветки выбрали. Сыроежки-модницы любят в разноцветные косыночки наряжаться. У них характер самый услужливый и добрый: всегда они человека накормить готовы. Среди них даже ядовитых двойников нет. Одна только ярко-красная сыроежка горькой бывает: слишком много внимания своей внешности уделяет, хочет самой яркой быть, вот и горчит.
Рыжики тоже выбрали себе модный ярко-рыжий цвет. Они человека накормить всегда рады да и темные хвойные леса своими нарядами украшают.
Мы, боровики, цвета имеем скромные, но благородные, и вкус у нас благородный. Дружим мы с деревьями крепкими и солидными, в молодом лесу нас не встретишь. Чтобы отыскать нас было проще, стараемся расти поближе к местам хоженым.
Из всей нашей большой семьи только мои двоюродные братцы — желчный гриб да сатанинский, с человеком дружить не захотели и ядовитыми стали.
Вот так и получилось, что многие хорошие грибы ядовитых двойников имеют, — закончил свой рассказ дед-боровик и на прощание показал сестричкам своих пятерых крепеньких внучат.

0

17

Очень трогательна древняя японская легенда о скромной деревенской девушке Фу Линь, славившейся своей красотой, умом и трудолюбием. Но никто не хотел жениться на Фу Линь - красавица была невероятно бедна и не имела даже пары добротных сандалий…
Но вот однажды Фу Линь приснился сон, будто спустился к ней с неба прекрасный юноша на белоснежных крыльях. Красавец сказал девушке, что если она будет исправно поливать старое сухое дерево дикой сливы, - что стоит на перевале в двух милях от домика её хозяев, - то бедняжке воздастся по заслугам.
Старательная девушка поверила лучезарному юноше. Каждое утро она вставала затемно, шла к ручью, набирала из него воды и, изгибаясь под тяжестью кувшина и тяжёлой дороги, шла поливать сухую сливу.
Все жители деревни потешались над бедняжкой Фу Линь. А хозяева заставляли её работать ещё больше, чтобы отбить охоту заниматься ерундой. Но каждый день, обливаясь слезами, Фу Линь всё равно ходила поливать погибшую сливу.
И вот, в одно прекрасное утро вдруг произошло Чудо!
Усталая Фу Линь, пришедшая к дереву с очередной порцией воды, не поверила своим глазам: весь ствол сухой сливы сплошь был покрыт  грибами  рейши. О невероятно огромной цене этих грибов знали все; знала и бедная девушка. Продав собранные грибы, Фу Линь смогла купить себе домик и приданое, а вскоре удачно вышла замуж...
А ценные грибы на старой сливе с тех пор больше не росли, сколько ни старались поливать дерево другие жители деревни. И лишь тогда люди поняли - не только вода, принесённая бедной девушкой, помогла вырастить рейши, но и горькие сиротские слезы Фу Линь. Она обильно орошала слезами ствол сливы, поливая дерево и жалуясь на свою тяжкую долю…

0

18

Красный гриб

Автор: Герберт Уэллс.

Мистер Кумс чувствовал отвращение к жизни. Он спешил  прочь  от  своего
неблагополучного  дома,   чувствуя   отвращение   не   только   к   своему
собственному, но и  ко  всякому  бытию,  свернул  в  переулок  за  газовым
заводом, чтобы уйти подальше от города,  спустился  по  деревянному  мосту
через канал к Скворцовым коттеджам и очутился в сыром сосновом бору, один,
вдали от шума и суматохи человеческого жилья. Больше  нельзя  терпеть.  Он
даже ругался, что было совсем не в его привычках, и громко  повторял,  что
больше этого не потерпит.
   Мистер Кумс был бледнолицый человечек с  черными  глазами  и  холеными,
очень  темными  усиками.  Стоявший  торчком   тугой,   слегка   поношенный
воротничок создавал  видимость  двойного  подбородка,  а  пальто,  хотя  и
потертое, было отделано каракулем. Перчатки, светло-коричневые  с  черными
полосками, были разорваны  на  кончиках  пальцев.  В  его  внешности,  как
сказала однажды его жена в  те  милые,  безвозвратные,  незапамятные  дни,
короче говоря, еще до их женитьбы, было что-то воинственное. А теперь  она
называла его - хоть и дурно разглашать то,  что  говорится  наедине  между
мужем и женой, - она называла его: "Настоящее чучело".
   Впрочем, она не скупилась и на другие нелестные прозвища.
   Заваруха  опять  началась  из-за  этой  нахалки  Дженни.  Дженни   была
приятельницей жены и без всякого  приглашения  со  стороны  мистера  Кумса
упорно являлась каждое воскресенье пообедать и портила весь день. Это была
крупная, разбитная девушка, любившая  крикливо  одеваться  и  пронзительно
хохотать, но ее сегодняшнее вторжение превзошло все, что было раньше:  она
притащила своего приятеля, франтоватого и одетого так же безвкусно, как  и
она сама.  И  вот  мистер  Кумс,  в  накрахмаленном  чистом  воротничке  и
воскресном сюртуке, сидел за обеденным столом, безмолвный и негодующий,  в
то время как жена его и гости болтали без умолку о таких пустяках, что уши
вяли, и громко смеялись. Скрепя сердце он вытерпел все это, но  вот  после
обеда (который "по обыкновению" запоздал) мисс Дженни не придумала  ничего
лучше, как сесть за пианино и наигрывать негритянские песенки, словно  был
будничный день, а не воскресенье. Нет! Человеческая  природа  не  в  силах
вынести такого надругательства! Услышат соседи, услышит вся  улица  -  это
позор! Он не мог больше молчать!
   Он хотел было заговорить, но почувствовал, что бледнеет, и от робости у
него перехватило дыхание. Он сидел у окна  на  стуле  -  креслом  завладел
новый гость. "Воскресенье!" - с трудом выдавил он из себя, повернувшись  к
ним, и в тоне его слышалась угроза. "Воск-ресе-енье!" Да, голос  был,  что
называется, "зловещий".
   Дженни продолжала играть, но жена, просматривавшая стопку нот на крышке
рояля, вперила в него сердитый взгляд.
   - Опять что-то не так? - сказала она. - Людям и поразвлечься нельзя?
   - Я не возражаю против разумных развлечений, - сказал маленький  мистер
Кумс, - но не намерен слушать увеселительные песенки в воскресенье в своем
доме.
   - А чем плохи мои песенки? - Дженни оборвала  игру  и,  зашуршав  всеми
оборками, повернулась на вертящемся стуле.
   Кумс почувствовал, что назревает ссора, и, как все нервные, застенчивые
люди в таких случаях, взял слишком вызывающий тон.
   - Вы там поаккуратнее со стулом, - сказал он, - а то он не приспособлен
к тяжестям.
   - Оставьте в покое тяжести, - раздраженно сказала Дженни. - Что вы  там
прохаживались насчет моей игры?
   - Я полагаю, вы не хотели сказать, мистер  Кумс,  будто  вам  неприятно
поразвлечься музыкой в воскресенье? - спросил новый гость; он откинулся  в
кресле,  выпустил  облако  папиросного  дыма  и   улыбнулся   с   оттенком
превосходства. А миссис Кумс говорила приятельнице:
   - Играй, Дженни, не обращай внимания.
   - Вот именно! - ответил гостю мистер Кумс.
   - Могу я осведомиться, почему? - спросил  гость.  Он  явно  наслаждался
своей папиросой, а также предвкушением ссоры. Это был долговязый  малый  в
светлом щегольском костюме; в его белом  галстуке  красовалась  серебряная
булавка с жемчужиной. "Он проявил бы больше вкуса, надев черный костюм", -
подумал мистер Кумс. Он ответил гостю:
   - А потому, что мне это  не  подходит.  Я  деловой  человек.  Я  должен
считаться со своей клиентурой. Разумные развлечения...
   - Его клиентура! - фыркнула  миссис  Кумс.  -  Только  это  от  него  и
слышишь... Нам надобно делать это, нам нельзя делать то...
   - А если тебе не нравится считаться с моей клиентурой, - ответил мистер
Кумс, - зачем ты выходила за меня замуж?
   - Непонятно! - вставила Дженни и повернулась к пианино.
   - В жизни не видывала таких, как ты, - сказала миссис Кумс.  -  Начисто
переменился с тех пор, как мы поженились. Прежде...
   Дженни снова уже барабанила: тут-тум-тум!
   - Послушайте, - проговорил мистер Кумс, выведенный наконец из себя.  Он
встал и возвысил голос: - Говорят вам, я этого не допущу. - И даже  сюртук
его топорщился от негодования.
   - Ну-ну, без насилия, - произнес долговязый, приподнявшись.
   - Да вы-то кто такой, черт возьми! - свирепо спросил мистер Кумс.
   Тут заговорили все разом. Гость заявил, что он  "нареченный"  Дженни  и
намерен защищать ее, а мистер Кумс ответил, что пусть  себе  защищает  где
угодно, но только не в его (мистера Кумса) доме; а  миссис  Кумс  сказала,
что хоть бы он постыдился так оскорблять гостей и что он превращается (как
я уже упоминал) в настоящее чучело; а кончилось все тем, что  мистер  Кумс
приказал своим гостям убираться вон, а те не ушли, и он сказал, что  тогда
придется уйти ему самому. С пылающим лицом, со слезами на  глазах  выбежал
он в переднюю, и пока он там сражался с пальто  -  рукава  сюртука  упорно
вздергивались кверху - и смахивал пыль с цилиндра, Дженни снова  заиграла,
и ее наглое "тум-тум-тум" провожало его до порога. Он хлопнул дверью  так,
что, казалось, весь дом задрожал. Вот что было  непосредственной  причиной
его скверного настроения. Теперь вам понятно, почему  он  испытывал  такое
отвращение к жизни?
   И вот, расхаживая по скользким лесным тропинкам - был конец октября,  и
всюду из-под ворохов хвои и по  канавам  пестрели  грибные  гнезда,  -  он
припоминал всю горестную историю  своей  женитьбы.  Она  была  несложна  и
достаточно обычна. Теперь он начал понимать, что жена  вышла  за  него  из
простого любопытства и из желания избавиться  от  тяжелой,  изнурительной,
плохо оплачиваемой работы в мастерской.  Но,  как  большинство  женщин  ее
круга, она была недалекой и не понимала, что обязана помогать мужу  в  его
работе.  Она  была  падка  до  развлечений,  многословна,   общительна   и
гостеприимна и явно разочаровалась, поняв, что замужество не  избавило  ее
от гнета бедности... Его заботы раздражали ее, а на малейшее замечание она
заявляла, что он вечно брюзжит. Почему он не мог  быть  таким  милым,  как
раньше? А Кумс был безответный человечек, вскормленный на  книге  "Помогай
самому себе" и  лелеявший  скромную  мечту  о  "достатке",  нажитом  путем
самоограничения и борьбы с  конкурентами.  Потом  появилась  Дженни,  этот
Мефистофель в женском облике, с  ее  вечной  болтовней  о  вздыхателях,  и
начала таскать жену по театрам и "все в таком роде". Вдобавок у жены  были
тетки, двоюродные братья и сестры,  и  все  они  пожирали  его  состояние,
оскорбляли его, мешали ему в делах,  докучали  лучшим  клиентам  и  вообще
портили ему жизнь как только умели. Уже не впервые гнев и  негодование,  к
которым примешивался какой-то смутный страх, гнали мистера Кумса из  дому;
он убегал прочь, яростно и громко клялся, что больше этого не потерпит,  и
так понемногу впустую растрачивал свой пыл. Но никогда еще он не испытывал
такого глубокого отвращения к жизни, как сегодня;  в  этом  повинны  были,
вероятно, и воскресный обед и пасмурное  небо.  А  может  быть,  он  начал
наконец понимать, что неуспех его дел  -  это  последствие  его  женитьбы.
Сейчас  ему  угрожало  банкротство,  а  там...  Что  ж,  возможно,  она  и
раскается, когда уже будет слишком поздно. А судьба, как я  уже  указывал,
обсадила тропинку в лесу пахучими грибами, обсадила ее по  обе  стороны  и
густо и пестро.
   Трудно приходится мелкому лавочнику, когда у него плохая подруга жизни.
Весь его капитал  вложен  в  дело,  и  покинуть  жену  означает  для  него
примкнуть к армии безработных где-нибудь на чужбине.  Развод  для  него  -
недосягаемая роскошь. Добрые, старые  традиции  законного,  нерасторжимого
брака безжалостно связывают  его,  и  нередко  дело  кончается  трагедией.
Каменщики жестоко бьют своих жен, а герцоги им изменяют; но именно в среде
маленьких клерков и лавочников  все  чаще  в  наши  дни  случаи  убийства.
Поэтому  вполне  понятно  -  и  прошу  отнестись   к   этому   как   можно
снисходительней, - что  воображение  мистера  Кумса  обратилось  к  такому
блистательному способу завершить его разбитые надежды, и  некоторое  время
мысли его занимали бритвы, револьверы, столовые ножи и трогательные письма
к следователю с именами врагов  и  христианской  мольбой  о  прощении.  Но
вскоре злоба сменилась глубокой грустью. Он венчался в этом самом пальто и
в этом самом сюртуке, первом и единственном, какой у него был в жизни. Еще
вспомнилось, как он ухаживал за ней в этом самом лесу, и годы лишений ради
того, чтобы накопить состояние, и  светлые,  полные  надежд  дни  медового
месяца. И вот как все это обернулось! Неужели провидение так  немилосердно
к людям! Им опять завладела мысль о смерти.
   Он вспомнил о  канале,  над  которым  недавно  проходил,  и  усомнился:
покроет ли его с головой даже посредине, в самом глубоком месте.  И  среди
этих грустных раздумий на глаза ему попался красный гриб. С минуту он тупо
глядел на него, затем подошел и нагнулся, приняв его за оброненный  кем-то
кожаный кошелек. Тут он увидел, что это шляпка гриба, необычайно красного,
как бы ядовитого оттенка, скользкая, глянцевитая,  с  кислым  запахом.  Он
стоял, нерешительно протянув к нему руку, и вдруг мысль о яде пронзила его
мозг. Тогда он сорвал гриб и выпрямился, держа его в руке.
   Запах у гриба был острый, резкий, но не противный. Он отломил  кусочек;
свежая мякоть была светло-кремовой, но не прошло и десяти секунд, как  она
превратилась в изжелта-зеленую. Глядеть на это было забавно, и он  отломил
еще и еще кусочек. "Удивительные растения эти  грибы",  -  подумал  мистер
Кумс. Все они содержат смертельный яд,  как  часто  говорил  ему  отец,  -
смертельный яд.
   "Самый подходящий момент для  отчаянного  шага.  Здесь  вот  и  сейчас,
почему бы нет?" - раздумывал мистер Кумс. Он  откусил  кусочек,  крохотный
кусочек, самую малость. Во рту стало так горько, что он чуть не сплюнул, а
потом начало печь, как будто он  хватил  горчицы  с  добавкой  хрена  и  с
грибным привкусом...
   В своем возбуждении он и не заметил, как проглотил первый кусочек.  Что
же, съедобно или нет? Он чувствовал удивительную беспечность. Надо бы  еще
попробовать...  В  самом  деле  съедобно,  даже  вкусно!  Отдавшись  новым
впечатлениям, он забыл о своих горестях. Ведь это была игра со смертью. Он
снова откусил кусочек,  на  этот  раз  побольше.  У  него  как-то  странно
закололо в пальцах на руках и  на  ногах.  Сильнее  забился  пульс;  кровь
зашумела в ушах, как жернова. "Еще кусок... попроб..." -  пробормотал  он.
Он повернулся - ноги  плохо  слушались  его  -  и  поглядел  по  сторонам.
Неподалеку он увидел красное пятно и попытался подойти к  нему.  "Недурной
закусон, - бормотал он. - Э, да тут  их  еще..."  Он  рванулся  вперед  и,
протянув к грибам руки, повалился ничком. Но трогать их не стал. Он  вдруг
забыл обо всем на свете.
   Он  перевернулся,  присел  и  удивленно  огляделся.   Его   старательно
вычищенный цилиндр откатился к канаве. Он приложил  руку  ко  лбу.  Что-то
произошло, но что именно, он не мог ясно вспомнить. Как бы  там  ни  было,
тоска его рассеялась, на душе стало весело и легко! Но  горло  по-прежнему
горело. Внезапно он громко засмеялся. Его что-то огорчало?  Он  ничего  не
помнил. Во всяком случае, он не будет больше грустить.  Он  поднялся  и  с
минуту стоял, пошатываясь, со светлой улыбкой  глядя  на  окружающий  мир.
Кое-что он  начал  припоминать,  впрочем,  довольно  смутно,  -  в  голове
вертелась какая-то карусель. Ну да, там, дома, он наскандалил из-за  того,
что люди хотели повеселиться. Они были совершенно правы; жизнь должна быть
как можно радостней. Он пойдет сейчас домой и все уладит и успокоит их.  А
почему бы ему не набрать этих  великолепных  поганок  и  не  угостить  их?
Набрать целую шляпу верхом. Вот этих красных с  белыми  крапинками  и  еще
желтеньких. Да, он показал себя бирюком, ненавистником радости, но он  все
поправит. Как забавно  надеть,  скажем,  пальто  наизнанку  и  натыкать  в
карманы жилета веточки дикого терновника. И -  с  песней  домой  -  весело
провести вечер.

   Как только мистер Кумс ушел, Дженни перестала играть и, повернувшись  к
присутствующим, спросила:
   - Ну, из-за чего было поднимать такой шум?
   - Вот видите, мистер Кларенс, что мне приходится терпеть от  него...  -
сказала миссис Кумс.
   - Уж очень горяч, - степенно произнес мистер Кларенс.
   - И меня особенно удручает, - продолжала миссис Кумс, - что нет  в  нем
ни малейшего понимания нашего положения; он только и думает, что  о  своей
несчастной лавчонке. Соберу ли я иной раз небольшое  общество,  или  куплю
себе безделицу, чтобы приодеться немного, или потрачу на себя какой-нибудь
пустяк из денег,  отложенных  на  хозяйство,  -  сейчас  же  недовольство.
"Бережливость", видите ли, "борьба за существование" и все  такое.  Он  не
спит ночами, все думает и думает и мучает себя, как бы ему  сэкономить  на
моих расходах лишний шиллинг. Он как-то  потребовал  даже,  чтобы  мы  ели
маргарин. Стоит мне уступить хоть раз - кончено!
   - Безусловно, - подтвердила Дженни.
   - Если мужчина ценит женщину, - произнес мистер Кларенс, откидываясь  в
кресле, - он должен быть готов приносить  для  нее  жертвы.  Что  касается
меня, - тут взгляд мистера Кларенса остановился на Дженни, - я не  позволю
себе и думать о браке, пока у меня не будет возможности жить с супругой на
широкую ногу. А иначе это не что иное, как эгоизм. Сквозь  невзгоды  жизни
мужчина должен пройти один, а не тащить с собой...
   - Ну, с этим я не вполне согласна, - перебила его Дженни, - я не  вижу,
почему бы  мужчине  отказываться  от  помощи  женщины...  Лишь  бы  он  не
обращался с ней грубо... Грубость - это...
   - Вы не поверите, - сказала  миссис  Кумс,  -  но  я,  видно,  лишилась
рассудка, когда выходила за него. Я должна была понять. Не будь тут  моего
отца, он отказался бы даже от свадебной кареты...
   - Боже! До этого дойти! - сказал совершенно потрясенный мистер Кларенс.
   - Все говорил, что деньги, мол, нужны ему для  дела,  и  тому  подобные
глупости. Он не позволил бы мне нанять женщину, чтобы помогала мне  раз  в
неделю, да тут я крепко взялась. А ведь  какой  крик  он  поднимает  из-за
денег, наступает на меня с книгами да со счетами, чуть не кричит: "Нам  бы
только продержаться в этом году, а там уже дело пойдет". А я говорю: "Если
продержимся в этом году, то опять будет: "Нам  бы  только  продержаться  в
следующем году". Я тебя знаю, - говорю я ему. - Не добьешься ты,  чтобы  я
себя заморила, превратила в какое-то пугало.  Что  же  ты  не  женился  на
кухарке, -  говорю,  -  раз  тебе  нужна  кухарка,  а  не  благопристойная
девица... Я говорю..."
   И все в том же роде. Но незачем дальше  слушать  этот  малопоучительный
разговор. Достаточно сказать, что с мистером Кумсом вскоре было покончено,
и они приятно провели время у пылающего камина. Затем  миссис  Кумс  вышла
приготовить чай, а Дженни присела на ручку кресла возле мистера Кларенса и
кокетничала с ним, пока не раздался звон посуды.
   - Что это мне будто  послышалось...  -  лукаво  спросила  миссис  Кумс,
входя, -  и  посыпались  шутки  о  поцелуях...  Они  уютно  сидели  вокруг
небольшого круглого столика, когда  первые  признаки  возвращения  мистера
Кумса дали себя знать. Послышалось звяканье щеколды у наружных дверей...
   - Вот и он, мой господин и повелитель, - сказала миссис Кумс, - уходит,
как лев, а возвращается, как ягненок. Держу пари...
   В  лавке  раздался  грохот:  по-видимому,  упал  стул.  Кто-то   прошел
коридором, выделывая ногами замысловатые па. Затем дверь  распахнулась,  и
появился Кумс, но Кумс преображенный. Безупречный воротничок  был  сорван.
Старательно вычищенный цилиндр, до половины наполненный грибным  крошевом,
был  зажат  под  мышкой,  пальто  вывернуто  наизнанку,  а  жилет  украшен
цветущими пучками желтого дрока. Но что  значили  все  эти  незначительные
изменения праздничного костюма в сравнении с тем, как изменилось его лицо!
Оно было мертвенно-бледным,  неестественно  расширенные  глаза  горели,  и
горькая усмешка кривила посиневшие губы.
   - Вес-селитесь! - сказал он, стоя в  дверях.  -  Разумное  развлечение.
П-пляшите. - Танцуя, он сделал три  шага  вперед,  остановился  и  отвесил
поклон.
   - Джим! - взвизгнула миссис Кумс.
   А у мистера Кларенса от испуга отвисла челюсть.
   - Чаю, - забормотал мистер Кумс. - Чай - хорошая штука. Поганки тоже...
   - Напился, - проговорила Дженни слабым голосом. Никогда еще  не  видела
она у пьяных такой мертвенной бледности лица, таких  расширенных,  горящих
глаз.
   Мистер Кумс протянул мистеру Кларенсу пригоршню ярко-красных грибов.
   - Хор-роший закус-сон, - бормотал он. - Попробуй.
   Тон у него был очень приветливый. Но при виде  их  оторопелых  лиц  его
настроение мгновенно переменилось, как это бывает  у  ненормальных,  и  он
поддался безудержной ярости. Казалось,  недавний  скандал  пришел  ему  на
память. Зычным голосом - миссис Кумс такого не знала - он крикнул:
   - Мой дом, я здесь хозяин, ешьте, что вам дают!  -  Но  не  двинулся  с
места, не сделал  ни  одного  резкого  движения,  прокричал  безо  всякого
усилия, словно прошептал,  и  все  еще  протягивал  им  пригоршню  красных
грибов.
   Кларенс не на шутку струсил. Не  в  силах  выдержать  полный  ярости  и
безумия взгляд мистера Кумса, он  вскочил  на  ноги,  оттолкнул  кресло  и
попятился. Кумс пошел на него. Дженни, не теряя времени, с легким вскриком
юркнула за дверь. Миссис  Кумс  поспешила  за  ней  вслед.  Кларенс  хотел
увернуться; Кумс опрокинул столик с посудой, ухватил гостя  за  шиворот  и
пытался напихать ему в рот грибов. Кларенс без возражений  оставил  в  его
руках воротничок и выскочил в коридор; лицо его  было  облеплено  красными
крошками.
   - Заприте его! - крикнула миссис Кумс, и это удалось бы  сделать,  если
бы ее не покинули союзники; Дженни увидела, что дверь в лавку  приоткрыта,
устремилась туда и захлопнула ее за собой, а Кларенс поспешил  укрыться  в
кухне. Мистер Кумс всем телом навалился на дверь, и жена его, заметив, что
ключ остался по ту сторону двери,  взбежала  по  лестнице  и  заперлась  в
спальне.
   Новообращенный прожигатель жизни появился в коридоре; он  уже  растерял
свои украшения, но чинный цилиндр с грибами все  еще  торчал  у  него  под
мышкой. Он поколебался, какой из трех путей ему избрать,  и  направился  к
кухне. Кларенс, тщетно возившийся с ключом,  был  вынужден  отказаться  от
намерения отрезать мистеру Кумсу путь и подался  в  кладовку,  где  и  был
настигнут раньше, чем успел отворить дверь во двор. Мистер Кларенс  крайне
сдержан в описании того, что последовало. Вспышка мистера Кумса как  будто
уже улеглась, и он опять превратился в добродушного затейника. А  так  как
вокруг лежали ножи - столовые и кухонные, - то Кларенс принял великодушное
решение ублажать мистера Кумса, не доводить дело до трагедии. Не  подлежит
сомнению, что мистер Кумс в свое  удовольствие  позабавился  над  мистером
Кларенсом; они не могли бы резвиться дружнее, если бы знали друг  друга  с
детства. Хозяин любезно уговаривал  мистера  Кларенса  отведать  грибы  и,
задав ему небольшую  трепку,  почувствовал  глубокое  раскаяние  при  виде
изукрашенного лица гостя. Потом мистера Кларенса как будто бы  сунули  под
кран и начистили ему лицо сапожной щеткой - он, по-видимому, твердо  решил
подчиняться любым прихотям  сумасшедшего,  -  и,  наконец,  взъерошенного,
полинявшего, обтрепанного сунули в пальто и выпроводили черным ходом,  так
как Дженни все еще преграждала выход через  лавку.  Тут  блуждающие  мысли
мистера Кумса обратились к Дженни. Ей не удалось отворить выходную  дверь,
но засов спас ее в ту минуту, когда  ключ  мистера  Кумса  начал  отпирать
американский замок, и весь остаток вечера она просидела в лавке.
   Затем мистер Кумс,  очевидно,  вернулся  в  кухню  все  еще  в  поисках
развлечений и, несмотря на то, что был заядлым  трезвенником,  выпил  (или
вылил на лацканы своего  первого  и  единственного  сюртука)  с  полдюжины
бутылок портера, которые миссис Кумс берегла на случай болезни. Он  поднял
веселый звон, отбивая горлышки бутылок тарелками - свадебным подарком жены
- и распевая шутливые песенки; так началась грандиозная попойка. Он сильно
порезался осколком бутылки, и это кровопролитие  -  единственное  во  всем
нашем рассказе, - а также частые спазмы - ибо  на  неискушенного  человека
портер действует сильнее, - видно, кое-как угомонили демона грибного  яда.
Но мы  предпочитаем  набросить  покров  на  заключительные  события  этого
воскресного вечера. Все кончилось глубоким, все исцеляющим сном на углях в
подвале.

   Прошло пять лет. Опять стоял октябрьский полдень; и снова  мистер  Кумс
прогуливался по сосновому лесу за каналом. Это был все тот же  черноглазый
человечек с темными усиками, что и в начале повествования, но его  двойной
подбородок был уже не  только  кажущимся.  На  нем  было  новое  пальто  с
бархатными отворотами; изящный воротничок, с отвернутыми уголками,  отнюдь
не жесткий и не топорный, заменил воротничок ходячего образца. На нем  был
блестящий новый цилиндр и почти новые  перчатки  с  аккуратно  заштопанной
дырочкой на кончике пальца. Даже случайный наблюдатель заметил  бы  в  его
осанке отпечаток  высокой  добропорядочности,  а  закинутая  назад  голова
указывала, что человек знает себе цену. Теперь он  был  хозяином  с  тремя
помощниками. За ним  следом,  словно  карикатура  на  него,  шагал  рослый
загорелый парень - его брат Том, только что вернувшийся из Австралии.  Они
вспоминали о былых трудностях, и мистер Кумс  только  что  обрисовал  свое
финансовое положение.
   - Да, Джим, у тебя славное дельце, - сказал брат Том, -  твое  счастье,
что ты сумел так его поставить при нынешней конкуренции. И  твое  счастье,
что у тебя такая жена - во всем тебе помощница.
   - Между нами говоря, - сказал мистер Кумс, - не всегда  оно  так  было.
Да, не всегда... В начале дамочка была с  капризами.  Женщины  -  забавные
создания.
   - Да что ты!
   - Ну да. Ты и не поверишь, до чего она была взбалмошна и все  старалась
как-нибудь меня поддеть! Я был  слишком  покладистым,  любящим,  ну  таким
вот... знаешь... Она и вообразила, что и сам я и дело мое только для нее и
существуем. Дом мой превратила в какой-то караван-сарай. Вечно тут торчали
всякие знакомые, всякие приятельницы по работе со  своими  кавалерами.  По
воскресеньям распевались шутливые песенки, а лавка была в полном  забросе.
Она еще и глазки начала строить  всяким  юнцам.  Говорю  тебе,  я  не  был
хозяином в своем доме.
   - Даже не верится!
   - Право же. Конечно, я  пытался  ее  вразумить  и  говорил  ей:  "Я  не
какой-нибудь граф,  чтобы  содержать  жену,  как  балованного  зверька.  Я
женился на тебе, чтобы иметь помощницу  и  подругу".  Я  говорил  ей:  "Ты
должна мне помогать, вместе мы вытянем".  Но  она  и  слушать  не  хотела.
"Хорошо же, - сказал я, - мягок-то я мягок, пока не выйду из себя, а дело;
- говорю, - к тому идет". Да куда там, она и не слушала!
   - Ну и как же?
   - С женщинами оно всегда так. Она не верила, что я способен  на  это  -
ну, что я могу выйти из себя. Женщины ее породы, Том, между  нами  говоря,
уважают мужчину, если они его побаиваются. И вот, чтобы припугнуть ее, я и
учинил скандал. Подружилась с женой на работе одна девица, Дженни, стала у
нас бывать и привела как-то своего дружка. Мы с ним повздорили, и  я  ушел
из дому сюда, в лес, - такой же вот  был  денек,  как  сегодня,  -  и  все
обдумал порядком. Потом вернулся да как наброшусь на них.
   - Ты?
   - Я. В меня словно бес вселился. Ее я не отколотил,  удержался,  но  уж
парню задал трепку, - в общем, чтобы показать ей, на что я  способен...  А
он был здоровый парень! Оглушил я его и стал бить посуду и нагнал  на  нее
такого страху, что она убежала и заперлась от меня.
   - Ну, а потом что?
   - Вот и все! На следующий день я сказал ей: "Теперь ты знаешь, каков я,
когда выйду из себя". И больше мне не пришлось ничего добавлять.
   - И с тех пор ты счастлив? Да?
   - Да, можно сказать, что и счастлив. Самое важное -  это  поставить  на
своем! Не будь того дня, я бы сейчас бродяжничал по дорогам, а она  и  вся
ее семейка ворчали бы на меня, что вот я довел ее до нищеты. Знаю я все их
штучки. Но ничего, теперь все в порядке. И ты это правильно сказал, что  у
меня славное дельце.

   Они прошли несколько шагов, размышляя каждый о своем.
   - Забавные существа - женщины! - сказал Том.
   - Им нужна твердая рука, - сказал мистер Кумс.
   - А грибов-то здесь сколько, - заметил Том, - и  какой  только  от  них
прок!
   Мистер Кумс поглядел вокруг.
   - Я полагаю, что в них есть очень большой смысл, - сказал он.
   Вот и вся  благодарность,  какую  получил  красный  гриб  за  то,  что,
помрачив рассудок жалкого человечка, сделал его  способным  к  решительным
действиям и таким образом перевернул весь ход его жизни.

   1897

0

19

Жуткая история

Шел себе Иван Христофорович по лесу. Грибы собирал. Грибы собирать он с детства любил. И, ведь, главное, ни черта он в них не понимал, в грибах, брал все подряд. Радовался, как дитя. Принесет домой целое ведро, жена посмотрит на них, плюнет, и все в выгребную яму выбросит. Да еще посмотрит на него так недобро. Но ничего не скажет, потому, как меж ними давным-давно все уже было высказано. И с его стороны и с ее, и добавить было нечего. Каждый про себя все знал, хорошо помнил и помалкивал.

Так вот, идет, значит, Иван Христофорович по лесу, грибы собирает, любуется птичками и козявками разными, полное у него взаимопонимание с природой, а значит и с собой. И вдруг! Что за "Ёшкин кот"? Это у Ивана Христофоровича было такое крепкое выражение, он его из какого-то фильма давно перенял, сильно оно ему понравилось, и он от радости даже перестал выражаться совсем. Ну, я имею в виду разные там, выражения, раньше-то он не брезговал, употреблял, можно сказать и к месту и не к месту, как и все в деревне. Но после этого фильма, прям как переродился. Перестал и все. Как отрезало. Многие тогда в деревне удивлялись, спрашивали, мол, как, да отчего. Но Иван Христофорович крепко на своем стоял. Только улыбался хитро так, да  нос потирал. А нос у Ивана Христофоровича был большой, рыхлый, ноздри были крупные, два пальца в ноздрю влезало. Не верите? Так точно Вам говорю! Если бы у Ивана Христофоровича пальцы были не такие толстые, то и три бы вошло. Но его три пальца не входили, а чужие пальцы он в свой нос не допускал, мало ли что, говорил… Вы, говорил, в свои носы свои три пальца суйте. А так, вообще-то, многие хотели попробовать. Придурок Васька кричал, что у него такие тонкие и деликатные "ристократические" пальцы, что и четыре в ноздрю к Ивану Христофоровичу войдут. Но нет! Иван Христофорович даже и слушать ничего не хотел. Даже сердиться начинал при этих разговорах, бывало ногой топнет и скажет: "Все, сказал нет, так нет, Ёшкин кот!"

Так вот, идет, значит, Иван Христофорович по лесу, наслаждается жизнью и вдруг…Что за "Ёшкин кот"! Понял Иван Христофорович, что " весь вышел". Он, было по привычке, еще пару шагов сделал, но это что ж, совсем не то, вроде и не шагнул никуда. Да и вовсе, глядит, Иван Христофорович, нету его. "Вышел весь" и все тут. И нету. Присел Иван Христофорович, однако, и тут непонятно, чем присел и на что присел. Но, чувствует, все-таки присел. Стал думать, хотя, если вникнуть, то чем? Однако, явно стал думать. Откуда это, думает он, со мной приключилось. Как это я       " весь вышел"? И куда? И где я сейчас? И вот еще, что непонятно было. Отчего это, Иван Христофорович сразу сообразил, что, мол, "весь вышел"? Но этого нам и не понять. Ведь он, Иван Христофорович, был "О-го-го-го-го". Про него в деревне так и говорили. Спросит кто у мужиков, а какой-такой, мол, Иван Христофорович? А ему каждый и ответит: " Иван Христофорович "О-го-го-го-го"! И все! И всем  все ясно.

Припомнил Иван Христофорович, что отец его, покойник, Христофор Лукич, бывало, любил так пошутить. Зовет, мать его, Евдокея, бабка Ивана Христофоровича: " Христофор, Христофор, подь сюды!"  А Христофор и ответит: "Был Христофор, да весь вышел!" Бабка, как услышит это, кажный раз, ну, прям, кажный раз, хохотать, визжать, прямо за бока хватается. "Вот, - говорит, - сказанул, так сказанул"! Веселая она была, Евдокея, хотя старая и страшная, на багу-ягу похожа, в точности, и Ванюшка сильно ее побаивался. Да, к слову сказать, и в деревне ее, почитай, каждый боялся, потому, как колдунья она была, не приведи Господи!

Так сидел и размышлял Иван Христофорович, что же ему делать, как обратно войти. И, ведь, главное, вот что его тревожило, как это он, такой обстоятельный, сурьезный, про которого все в деревне говорили "О-го-го-го", мол, так оплошать. Было ему обидно до слез, как в детстве, когда, бывало, ни за что ни прошто, даст ему бабка Евдокея затрещину, если попадется Ивашка ей на глаза. Не жаловала она Ивана, всегда говорила Христофору, что сын его дурак и болван просто редкостный, и даже с ее колдовством ничего тут не поделаешь, так он дураком и останется. Единственное, что она отцу обещалась, перед своей смертью, что сделает так, что в деревне все Ивана Христофоровича уважать будут, никогда плохого слова про него не скажут, а только будут говорить: " Иван Христофорович-то, О-го-го-го-го". И все. Так и вышло. Жена только не поддалась, она, ведь не местная была, уже после бабкиной смерти появилась. Долго удивлялась, что соседи про Ивана говорят, сама-то она другого мнения была. Да потом смирилась, плюнула, как на грибы. Только глянет, бывало и все. Говорить уж и нечего.

Так вот, даже перестал Иван Христофорович птичками и козявками наслаждаться, почувствовал, что внутри у него скверно, а снаружи…  Эх, "Ёшкин кот!"

Все-таки, пришло ему в голову, или куда-то там еще, что дело тут в бабке Евдокее. Никто другой в деревне на такие дела не способен, хоть и нету бабки  на свете, без малого, пятьдесят лет. Тем более, что шутку эту, она страсть как любила, и вечно над ней закатывалась, чуть ли ни до икоты. Только Иван Христофорович подумал про Евдокею, ай, смотрит, вернее, смотреть-то нечем, а видит, что тут она тут как тут. Страшнее и злее в сто раз, чем при жизни была. И говорит она ему: " Дубина ты, дубина, неотесанная! Пятьдесят лет, скоро, как я вижу, что ты, дурак, негодные грибы собираешь! И вот, что тебе, болвану, скажу. Если не поклянешься мне сейчас, что прекратишь собирать негодные грибы, а годные здесь и не водятся, да ты и не знаешь в них ни хрена, то не войти тебе в себя обратно никогда! Клянись, хрен…!" Тут, правду сказать, она такое завернула, чего в жизни Иван Христофорович не слыхивал! Это, уж точно, не "Ёшкин кот"!

Ясное дело, с бабкой-колдуньей не поспоришь, да еще и спорить-то нечем и неоткуда. Так и поклялся Иван Христофорович, что ни-ни, ни в жизть больше, ни одного гриба не соберет!

Только он, значит, эта, поклялся, что ни одного, дескать, гриба, ни в жизть, глянь… Вот он, сам собой, Иван Христофорович, стоит, туточки, на тропинке, снова птичками и козявками наслаждается, нос свой проверяет, цел ли, а другого, у него ничего ценного и не было.

Вот такая жуткая история. Иван Христофорович, конечно, никому ни слова! А то, мало ли! Бабка-то не велела! Сказала, что, если расскажет, тут все и поймут, какой он дурак, безголовый, а так все, как прежде останется. Будут про него говорить: "О-го-го-го-го" и все. И уважать будут как раньше.

А жена видя, что он поганок в дом не принес, улыбнулась, как до свадьбы. Когда вернулся он без ведра и без грибов, жена голову  от вязанья подняла, так ласково посмотрела на него и говорит: "О-го-го-го-го, Иван Христофорович!"

Источник

0


Вы здесь » ФОРУМ ГРИБНИКОВ » ОБЩИЙ ФОРУМ О ГРИБАХ. » СКАЗКИ, МИФЫ И ЛЕГЕНДЫ О ГРИБАХ